Генрих IV (Henri IV) (1553-1610), прозванный Великим, известен также как Генрих Наваррский, французский король. Генрих, сын Антуана де Бурбона, герцога Вандомского, и Жанны д’Альбре, королевы Наварры, родился в По 13 декабря 1553. Мать была убежденной протестанткой, соответствующее воспитание получил и Генрих, однако фанатиком в вопросах веры он никогда не был.

Еще в конце 1560-х в Генрихе видели главу протестантской партии во Франции. Когда в 1572 мать умерла, королем Наварры провозгласили Генриха, а 18 августа того же года он женился на Маргарите Валуа, сестре Карла IX. Брак был чисто политическим и имел целью примирение католической и протестантской партий.

6 дней спустя, 24 августа, Генриху удалось уцелеть при избиении протестантов в Варфоломеевскую ночь — лишь ценой перехода в католицизм, после чего он почти 4 года оставался фактическим пленником при французском дворе. Лишь в феврале 1576 Генриху удалось бежать на юг, где он вернулся к прежнему вероисповеданию и возглавил военные действия против Католической лиги.

В 1584 умер Франсуа Анжуйский, брат короля Генриха III, и Генрих Наваррский остался единственным законным претендентом на престол в случае смерти бездетного короля. В апреле 1589 король присоединился к Генриху Наваррскому в борьбе против Лиги, однако 1 августа его смертельно ранил под Парижем некий доминиканский монах.

Перед смертью Генрих III еще раз заявил о том, что Генрих Наваррский — его наследник, однако добиться признания по всей стране новому королю удалось лишь после долгой борьбы и усилий, направленных на примирение. Последним и решающим шагом явилось принятие им католичества 25 июля 1593, что окончательно обезоружило большинство его противников.

22 марта 1594 Генрих вступил в Париж — в соответствии со знаменитым приписываемым ему высказыванием: «Париж стоит мессы». В 1595 папа римский даровал ему отпущение, тем самым аннулировав прежнее отлучение от церкви. Генрих IV, первый французский король из династии Бурбонов, стремился умиротворить королевство и вернуть ему благосостояние после 40 лет почти беспрерывных религиозных войн. Его знаменитый Нантский эдикт 13 апреля 1598 гарантировал гугенотам их права.

Хотя государственной религией остался католицизм, гугеноты могли теперь беспрепятственно отправлять религиозную службу в местах традиционного проживания (за исключением Парижа), проводить церковные соборы. Был снят запрет на занятие протестантами государственных должностей. Интерес Генриха к заморской экспансии и приобретению колоний обнаруживают в нем приверженца тех же учений меркантилизма, которые позже развивали кардинал Ришелье и Ж. Б. Кольбер.

Внешняя политика была направлена против Габсбургов, и 2 мая 1598, после многолетних войн, Испания была вынуждена пойти на заключение мира в Вервене. В 1600 Генрих добился папского разрешения на развод с Маргаритой и вступил во второй брак — с Марией Медичи, племянницей великого герцога Тосканского, которая родила ему четверых детей (в первом браке детей у него не было). Генрих был убит в Париже 14 мая 1610 религиозным фанатиком Франсуа Равальяком.

Генрих IV Французский. Король Франции

По форме и традиции, Генрих IV после убийства своего предшественника являлся королем Франции. Однако с каких пор он действительно им стал? До перехода в католическую веру (1593) он оставался тем, кем был до этого: протестантским вождем и «главой партии». Столица открылась ему только в 1594 г. Управлять усмиренной страной он смог, победив последнего сторонника Лиги из высшей аристократии герцога де Меркера и после окончания войны с Испанией в 1589 г. Пока же столица отказалась впустить своего короля. Париж был полностью в руках Лиги, ее радикальнейших священников и мелкобуржуазной свиты. За короля, кроме протестантов, были только те буржуазные и чиновничье-дворянские слои, которым опротивел радикализм парижского духовенства, ортодоксальность Сорбонны и явная готовность к насилию парижского населения.

Четыре года Генрих IV пытался овладеть положением с помощью военной силы. Важнейшая цель - взятие Парижа, который с 1590 г. защищал испанский гарнизон, не была достигнута. И даже там, где Генрих IV одерживал победы над войсками преданного Лиге дворянства, например, при Арке в 1589 г. и Иври в 1590 г. - обе битвы были выиграны не в последнюю очередь благодаря личному сколь мужественному, столь и дерзкому участию короля - даже там политический успех не пришел. Здесь проявилась примечательная черта личности этого короля, которой до сих пор уделялось мало внимания в исследованиях. Ее убедительно подчеркнул Бабелон: Генрих IV был блестящим дипломатом, королем с верным чутьем политически необходимого и возможного, он был выдающимся тактиком, умевшим изменить ход сражения неординарным решением; он был превосходным кавалеристом и полководцем, но он не был стратегом, умеющим превратить военный успех в политический. Между 1590 и 1592 г. мы видим короля, который производит впечатление легко внушаемого, медленно думающего, нерешительного человека, а не нового Цезаря , идущего напрямик к важнейшей политической цели и использующего все возможности в этом направлении.

Итак, не удивительно, что король в эти годы все сильнее проигрывал из-за своего религиозного мировоззрения. Его католические сторонники требовали от него сделать «смертельный прыжок», вернуться в лоно старой церкви, чтобы создать предпосылки для признания его королевской власти. Уже давно готовый к этому шагу, беарнец медлил, считаясь со своими единоверцами, все время выдвигал свой основной аргумент, будто бы хочет, чтобы свободный Собор просветил его касательно его заблуждений. Лишь немногие здравомыслящие протестанты знали, что «прыжка» не избежать. Его способнейший политический советчик, Филипп дю Плесси-Морней, понимал необходимость этого, но до самого конца думал с помощью Собора и переговоров достичь большего. Для Морнея национальный Собор все еще таил шанс общего примирения, национально-церковного единения по вопросу содержания веры и тем самым основания новой галликанской церкви по английскому типу.

Генрих IV после 1589 г. очень долго прислушивался к своим преданным боевым соратникам. Однако когда в 1593 г. возникла опасность, что верные королю католики отойдут от него и объединятся с умеренными сторонниками Лиги, чтобы образовать третью партию и выдвинуть королем другого, католического представителя дома Бурбонов, когда испанский король начал все более открыто выступать за испанское решение этого вопроса, 25.07 в Сен-Дени Генрих IV отрекся от новой религии.

Смена религии сама по себе не открыла перед Генрихом IV ворота столицы; знаменитые слова «Париж стоит мессы», которые ему позже приписали протестанты, не отражали ситуации. Ясно было только то, что он лишил важнейшего аргумента своих противников, готовых пойти на соглашение. Теперь шаг за шагом он решал дальнейшие важные задачи дипломатическим путем. В начале 1594 г. в Шартре его миропомазали королем - традиционное место для этой церемонии Реймс был в руках Лиги. В марте он вошел в Париж и в результате переговоров добился вывода испанского гарнизона. В 1595 г. после долгих усилий его дипломаты получили у папы отпущение грехов. Тем самым они уничтожили последнее препятствие для доброжелательных католиков открыто и безоговорочно признать Генриха IV. То, что папство опасалось чересчур большого влияния Испании в Западной Европе, было основной политической причиной этого внушительного успеха французской дипломатии.

Оставалось решить три большие задачи для окончательного усмирения страны: победить дворянство Лиги, которое в многочисленных губернаторствах заняло командные позиции; завершить войну с Испанией и издать новый указ о религиозной терпимости. Генрих IV с большим энтузиазмом приступил к решению этих трех задач и в первый раз показал, в чем состояло его политическое мастерство. В делах с Лигой он сделал ставку исключительно на переговоры и деньги. Безоглядно опустошая и без того скудную государственную казну и используя все мыслимые источники займов, он между 1595 и 1598 гг. купил преданность всех противников и по одному привлек их на свою сторону, среди них также и Гиза Майенна. И с Испанией король пытался быстро прийти к миру к неудовольствию своих английских и нидерландских союзников. Когда в 1597 г. испанцы взяли Амьен и стали угрожать Парижу, король принял посреднические услуги папы Клемента VIII. 2.05.1598 г. в Вервене был подписан мир. Филипп II из этого мира не мог получить никакой политической или территориальной выгоды. Когда через несколько месяцев он умер, эпоха испанского господства в Европе подошла к концу.

Вне всяких сомнений, издание Нантского эдикта (13.04.1598 г.) было самой крупной акцией Генриха IV по установлению мира в стране. Ни несгибаемые протестанты, ни ортодоксальные католики после смены религии короля не превратились в его сторонников. Короля упрекали в религиозном лицемерии и продолжали более или менее открыто вести публицистические бои против него, отголоски которых раздавались во Франции более тридцати лет. Протестанты, лишившись вождя, делали все, чтобы сохранить свою политическую, военную и синодальную организационную структуру. Таким образом, Генрих IV вскоре после смены религии - теперь с позиции короля - научился оценивать опасность, которую представлял для единства королевства протестантизм с его тенденцией развиваться в «государство в государстве». Тем не менее король решился на честную, не только тактически понятую политику в отношении своих бывших единоверцев. Он был глубоко убежден в том, что только мирное сосуществование обеих конфессий может обеспечить Франции мир, о котором мечтало так много людей. Его жизненный опыт помог ему понять, что не только у протестантов была тенденция к сословному обособлению. Между 1589 и 1598 г. во Франции было много «государств в государстве», и самым упрямым был, конечно, Париж с испанским гарнизоном в своих стенах и идеями Лиги в сердце. И даже с ним в 1594 г. король обошелся с монаршим милосердием. Так почему же тогда не новый эдикт для гугенотов? При таких условиях он с открытым забралом встретил ожидаемое сопротивление и быстро издал эдикт. Этот текст, подписанный в Нанте по поводу примирения с Меркером, в своей основе существенно не выходил за рамки того, что раньше полагалось протестантам: свобода совести по всей стране; свобода культа во всех местах, где проходили богослужения между 1596 и 1597 г., а также, смотря по обстоятельствам, в служебных местах и в замках дворянства; никаких богослужений в Париже и в радиусе пяти миль; зато неограниченная правоспособность, беспрепятственный допуск ко всем должностям и создание следственной палаты со смешанным религиозным представительством в некоторых парламентах. В остальном король особым указом предоставил гугенотам на восемь лет более ста безопасных мест и объяснил таким способом, который резко критиковался католической стороной, как серьезно он относился к безопасности своих бывших единоверцев и боевых соратников. Правда, как позже отметила протестантская сторона, это была временная уступка. Однако она явно выходила за рамки всех прежних уступок в этой области, и в следующие десятилетия оказалась весьма ценной для французского протестантизма. Тем более, что король по истечении срока допустил переговоры о продлении этой уступки.

Настоящим новшеством религиозной политики Генриха IV был даже не этот эдикт, а его отношение к тому, что он издал: в первый раз за время религиозных войн французский король сдержал свое обещание заботиться в последующие годы о претворении эдикта. Снова и снова Генрих IV искал прямых объяснений с членами Парижского и других парламентов, которые упорно сопротивлялись ратификации эдикта. Чтобы доказать им неоправданность их сопротивления и узость взглядов, он ссылался на собственное прошлое и из своего богатого жизненного опыта именно в религиозных вопросах сделал вывод, что нужно пользоваться лучшей политической концепцией, чем узколобые догматики обеих партий: «20 лет я руковожу партией Религии (т.е. гугенотов), это дает мне сведения обо всех. Я знаю, кто там хочет войны, кто - мира. Я знаю тех, кто ведет войну за католическую веру из честолюбия или за испанскую партию, и я знаю таких, кто хочет только воровать. Среди протестантов были люди любого сорта, так же, как и среди католиков...» (16.02.1599 г., речь перед членами Парижского парламента). И если было необходимо, король указывал споим парламентариям путь в будущее, предлагал альтернативу долгой, бесплодной, разрушительной гражданской войне: «Мы не должны делать никакой разницы между католиками и гугенотами, мы все должны быть хорошими французами».

Во время таких споров он последовательно формировал свой образ как независимого от партийных ссор и частных интересов, стоящего выше сиюминутных конфликтов монарха, которому жизненный опыт позволял почти все знать лучше, чем его подданные. Это не было еще аргументацией Людовика XIV , который один знал больше, чем все его подданные только потому, что он был король. Но и у Генриха IV после 1598 г. отчетливо проявилась черта авторитарного высокомерия в отношении политиков всех мастей. Видные представители партий прошлых десятилетий, как католики, так и гугеноты, и среди них дю Плесси-Морней, постоянно вынуждены были покорно сносить высокомерие короля, которое при случае выражалось в шутке: «Я благодарю вас, - выговаривал король делегации Парижского парламента, резко возражавшей против возвращения иезуитов, - за заботу, которую вы проявляете к моей персоне и моему государству. Все ваши замечания хранятся в моей памяти, мои же в вашей - нет. Вы указали мне на трудности, которые кажутся вам большими и достойными внимания, и вы не подумали о том, что все, что вы мне сказали, я обдумал и взвесил восемь или девять лет назад; лучшие решения на будущее восходят к размышлениям о прошлых событиях, и здесь я обладаю большими познаниями, чем кто-либо другой». Это говорил уже абсолютный монарх 17 века, и Генрих IV не только привел достаточно аргументов, но и показал, что он не шутит.

Генриха IV в новых исследованиях по праву называют основателем абсолютной монархии во Франции. Это не значит, что система и техника управления при нем выглядела так же, как при Людовике XIV . И это не значит также, что он во многом не обращался к предшественникам, таким как Людовик XI , Франциск I или Генрих III . Именно сравнение с ними показывает, в чем заключалась его самобытность. Он не изобрел новых средств и путей для усиления монархической власти, прошлое дало ему достаточно примеров и инициатив, особенно правление Генриха III . Однако он их переработал и в форме интенсивного «личного правления» заботился, чтобы надзор и контроль осуществлялись королем.

Сутью этого личного правления была эффективная организация процесса подачи советов. Генрих IV в принципе не изменил королевского Совета. Однако он отобрал у этого большого традиционного совещательного органа компетенции по всем вопросам «большой политики», как внутренней, так и внешней, и передал их небольшому кругу доверенных лиц. Это также не было изобретением короля, но по свидетельствам современников, он использовал этот инструмент столь нетрадиционно и эффективно, что это бросалось в глаза и казалось новшеством. Для назначений в этот маленький орган, разделенный к тому же на ведомства, Генрих в основном использовал персонал Валуа, и это тоже было примечательной чертой политических действий этого здравомыслящего политика. Бесспорно, он нашел в них лучших и опытнейших людей, владевших техникой власти: Шеверни, Белльевр, канцлер Генриха IV, Вилльруа, один из четырех государственных секретарей и «лучший человек» короля, кроме Сюлли; наряду с ними Силлери, Жан-нен, де Ту, Арлей и другие, происходившие из судейского сословия. Генрих IV не особенно жаловал этих людей и любил иронизировать по поводу их канцелярских манер; однако он хорошо знал, что обойтись без них он не мог, и не давал поводов сомневаться, что их верность будет вознаграждена. К тому же они представляли лишь половину его политической мудрости в выборе персонала; вторую же половину представлял один-единственный человек - Максимильен де Бетюн, герцог де Сюлли, который носил этот высокий титул только с 1607 г., но еще во время Варфоломеевской ночи как гугенотский воин-дворянин примкнул к Генриху Наваррскому и с тех пор верно служил королю.

Карьера Сюлли была единственной в своем роде по сравнению со всеми остальными в 16 веке. Сюлли носил множество звучных и доходных титулов, среди них с 1598 г. звание «суперинтенданта финансов», которое он превратил в доминирующую функцию во всей королевской финансовой администрации; но за всю жизнь он не освоил роли первого министра, как это сделал Ришелье при Людовике XIII . Он был и остался преданным и близким соратником короля, и никогда не возникало опасности, что Сюлли поступит иначе, чем того хотел король. Поскольку мы можем предположить, что реорганизация финансовой администрации, а с ней и всей государственной администрации в направлении создания централизованной бюрократической системы, которая прошла при Сюлли, соответствовала желанию короля и была проявлением и результатом его личного правления.

С помощью финансового совета, подразделения королевского Совета, Сюлли удалось за несколько лет получить представление о финансовых ресурсах королевства. Он сделал это совершенно независимо от местных и провинциальных чиновников, к замене которых незамедлительно приступил, в чем, однако, так же мало преуспел, как и все другие режимы 17 и 18 веков. Одновременно, где только мог, он потеснил провинциальные сословные собрания, поскольку они имели право участия в финансовой администрации провинций. Парижская и провинциальные счетные палаты, ответственные за контроль и спорные дела финансовой администрации, Сюлли тоже подверг сомнению; четыре раза он создавал так называемые судебные палаты, чрезвычайные трибуналы, где должности занимали верные чиновники, которые, по крайней мере, на ограниченный срок лишали счетные палаты существенных полномочий. Генрих IV и Сюлли посылали в провинции чиновников короны на определенный срок и тем самым отменяли полномочия соответствующих инстанций. Такие «комиссии» были предшественниками интендантов, и в отдельных провинциях, прежде всего в Лионе, где не было парламента и провинциальных штатов, мы видим во времена Генриха IV (и его предшественника) такого интенданта, хотя он тогда еще так не назывался. Ни Сюлли, ни его господин не испытывали большого почтения к правам остальных высших судебных палат и пытались их ограничить или нейтрализовать. О чем бы ни шла речь, складывается следующая картина: за открытым, дружелюбным, веселым лицом первого Бурбона скрывается другое, суровое лицо сознающего свою власть абсолютного монарха.

Именно в своей последней фазе религиозные войны нанесли стране тяжелый экономический ущерб. Из расчетных книг крупных землевладельцев и церковных десятинных актов мы знаем, как сильно в эти годы снизилось производство зерна, сердцевины французской экономики. Повсюду увеличивались площади необработанных земель. Производство полотна и шелка сократилось наполовину. Мародерствующие войска, местные и иностранные, принесли голод и эпидемии - к концу века еще раз во Франции угрожающе распространилась чума. Шла не только религиозная война между большими партиями, но и малая война между крестьянскими общинами и странствующими солдатами и разбойничьими бандами. На Юге, в Лимузене и Перигоре, в 1594 и 1595 гг. произошли крупные крестьянские восстания. Крестьяне боролись против тройного налогового бремени, которое наложили на них землевладельцы, церковь и король.

То, как Генрих IV отреагировал на эту ситуацию, было типичным для времени его правления и его манеры поведения. С помощью своего изобретательного суперинтенданта Сюлли он между 1599 и 1602 г. поднял и без того высокие прямые налоги на землю, тогда как талью, преимущественно «крестьянский налог», существенно сократил. Это принесло ощутимое облегчение, но обнаружилась оборотная сторона медали - значительно возросли непрямые налоги, особенно налог на соль (габель). Конечно, многим французским крестьянам стало легче уже потому, что миновало время войны и внутренних беспорядков. Однако у крестьян появились новые враги: с одной стороны, оправившаяся церковь привела в порядок свое десятинное управление, с другой - старое и новое поместное дворянство, которое алчно зарилось на собственность задолжавших или разоренных крестьян. Именно в эти годы восстановления в почти всех провинциях доля собственности самостоятельного крестьянства упала ниже 50%. Золотой век Франциска I фактически миновал.

Весьма важными были достижения Генриха IV в области развития ремесел и торговой политики. Он поощрял инициативы в этой сфере и проявил себя первым «меркантилистом» Франции, которому многим были обязаны Ришелье и Кольбер. Промышленность по производству массовой и роскошной одежды сильно окрепла, производство шелка было поддержано стимулированием выращивания тутовых деревьев и разведения шелковичных червей. Консультируемый компетентными хозяйственниками (Оливье де Серр, Бартелеми де Лаффема и др.), король нацелился на политику активного торгового баланса и поощрял французских купцов к продвижению в североамериканские колонии.

Хотя бы коротко, следует сказать о Генрихе IV - покровителе искусств. Генрих IV вошел в историю французского королевства как один из великих зодчих. В Лувре, по его личной инициативе, была построена «большая галерея», в Фонтенбло - «овальный двор». В обоих случаях король был скорее продолжателем. Однако в Париже он действовал совершенно самостоятельно, там он был градостроителем: Королевская площадь в Маре, известная с первых дней Революции как площадь Вогез, является его творением, как и площадь Дофине на западной оконечности острова Сите.

Страница:

Генрих IV (Henri IV) (1553-1610), прозванный Великим, известен также как Генрих Наваррский, французский король. Генрих, сын Антуана де Бурбона, герцога Вандомского, и Жанны д’Альбре, королевы Наварры, родился в По 13 декабря 1553. Мать была убежденной протестанткой, соответствующее воспитание получил и Генрих, однако фанатиком в вопросах веры он никогда не был.

Еще в конце 1560-х в Генрихе видели главу протестантской партии во Франции. Когда в 1572 мать умерла, королем Наварры провозгласили Генриха, а 18 августа того же года он женился на Маргарите Валуа, сестре Карла IX. Брак был чисто политическим и имел целью примирение католической и протестантской партий.

Похвала имела бы огромную цену, если бы она могла давать нам те совершенства, за которые нас хвалят.

Генрих IV (Четвёртый)

6 дней спустя, 24 августа, Генриху удалось уцелеть при избиении протестантов в Варфоломеевскую ночь — лишь ценой перехода в католицизм, после чего он почти 4 года оставался фактическим пленником при французском дворе. Лишь в феврале 1576 Генриху удалось бежать на юг, где он вернулся к прежнему вероисповеданию и возглавил военные действия против Католической лиги.

В 1584 умер Франсуа Анжуйский, брат короля Генриха III, и Генрих Наваррский остался единственным законным претендентом на престол в случае смерти бездетного короля. В апреле 1589 король присоединился к Генриху Наваррскому в борьбе против Лиги, однако 1 августа его смертельно ранил под Парижем некий доминиканский монах.

Перед смертью Генрих III еще раз заявил о том, что Генрих Наваррский — его наследник, однако добиться признания по всей стране новому королю удалось лишь после долгой борьбы и усилий, направленных на примирение. Последним и решающим шагом явилось принятие им католичества 25 июля 1593, что окончательно обезоружило большинство его противников.

22 марта 1594 Генрих вступил в Париж — в соответствии со знаменитым приписываемым ему высказыванием: «Париж стоит мессы». В 1595 папа римский даровал ему отпущение, тем самым аннулировав прежнее отлучение от церкви. Генрих IV, первый французский король из династии Бурбонов, стремился умиротворить королевство и вернуть ему благосостояние после 40 лет почти беспрерывных религиозных войн. Его знаменитый Нантский эдикт 13 апреля 1598 гарантировал гугенотам их права.

Хотя государственной религией остался католицизм, гугеноты могли теперь беспрепятственно отправлять религиозную службу в местах традиционного проживания (за исключением Парижа), проводить церковные соборы. Был снят запрет на занятие протестантами государственных должностей. Интерес Генриха к заморской экспансии и приобретению колоний обнаруживают в нем приверженца тех же учений меркантилизма, которые позже развивали кардинал Ришелье и Ж. Б. Кольбер.

Еще до смерти Генриха III было ясно, что конец династии Валуа неотвратим, и, естественно, появилось множество претендентов на французский трон. Наибольшую активность проявляли здесь представители семейства Гизов, возглавлявшие борьбу с протестантами и заправлявшие делами в воинствующей Католической лиге.

Некоторые из них дошли до того, что подделали генеалогические свидетельства, дабы доказать, будто их претензии на трон обусловлены происхождением (естественно, мнимым) от Карла Великого. В действительности же с точки зрения генеалогии наследником трона, вне всяких сомнений, должен был стать Генрих Наваррский.

Его владения были довольно скромными, почти всю жизнь он провел в сражениях и был к тому же протестантом. Именно это последнее обстоятельство и стало причиной того, что ни Испания, ни папа римский, ни французские епископы, ни большинство населения Франции не захотели видеть на престоле «короля-еретика». Тем не менее Генрих Наваррский оказался триумфатором – как и предсказывал Нострадамус в катрене 50 Центурии IX:

«Мендозус скоро достигнет высот своего царствования,
Оставив позади Нолариса.
Побледневший красный Мужчина в период междуцарствия.
Молодой будет наводить страх и ужас на варваров.»

«Мендозус» – одна из анаграмм, которые часто использовал Нострадамус. Она здесь означает Вандом – имеется в виду, что Генрих Наваррский унаследовал от отца титул герцога Вандомского. Что же касается слова «Ноларис», то оно, тоже основанное на анаграмме, означает Лоррен, родовое гнездо Гизов. Соответственно первые две строки стихотворения можно перефразировать как

«Генрих Наваррский скоро взойдет на престол,
Оставив позади Гизов...»

Слова третьей строки – «Побледневший красный Мужчина в период междуцарствия...» – тоже легко поддаются интерпретации. В декабре 1585 года, почти за четыре года до смерти Генриха III, в Жуанвиле было заключено соглашение между королем Испании Филиппом, римским папой и Гизами, смысл которого был не допустить к трону Генриха Наваррского. Стороны договорились, что в случае смерти Генриха III королем Франции будет провозглашен один из Гизов – Карл, стареющий кардинал, а своим преемником он назначит другого Гиза – Генриха.
«Побледневший красный» и есть кардинал. Красный цвет – цвет головного убора кардинала, а ввиду своего почтенного возраста – и, возможно, приближающейся смерти – он, естественно, был бледен. Старый священнослужитель в конце 1589 года действительно был провозглашен королем Карлом X, но Францией так и не правил, поскольку оставался фактически пленником Генриха Наваррского. К тому же он вскоре умер.
Что же касается того, кто «жил в период междуцарствия», а также «молодого», наводящего ужас на варваров, то это закодированные Нострадамусом другие соперники Генриха Наваррского в борьбе за трон. Первый из них– герцог Майенский, второй – младший из герцогов Гизов, а третий – испанский король Филипп, претензии которого на французский престол никто, впрочем, всерьез не воспринимал.

Генрих Наваррский бился за французский трон отчаянно. Более того, ради этой цели ему пришлось сменить веру. И все же он достиг своей цели, обойдя таких серьезных соперников, как герцог Майенский и младший из герцогов Гизов. И это еще раз было предсказано Нострадамусом, на сей раз в катрене 18 Центурии X:

«Лоррен уступит место Вандому,
Высокий низко падет, а низкий возвысится.
Сын Маммона [имеется в виду еретик] будет избран в Риме,
И двое великих потерпят поражение.»

Выше мы уже объяснили смысл, вложенный в географические названия «Лоррен» и «Вандом». Стало быть, первая строка четверостишия означает, что Гизы уступят дорогу Генриху Наваррскому. Смысл второй строки очевиден. Третья же говорит о том, что папа римский со временем признает Генриха законным королем Франции. А двое «великих», упоминаемые в четвертой строке, – это два неудачливых претендента на престол – герцог Майенский и младший герцог Гиз.
У Нострадамуса есть по меньшей мере еще одно специфическое упоминание о короле Генрихе IV, хотя и несколько туманное. В катрене 45 Центурии Х он предсказал:

«Тень короля Наваррского окажется ложной.
Она превращает его в человека вне закона.
Туманные обещания сделаны в Камере,
Король даст Орлеану законную стену.»

В этом четверостишии Нострадамус скорее говорил о беспорядочной частной жизни короля, чем о событиях политического плана. У Генриха было бесчисленное количество любовниц, включая и жену губернатора Камбре. Не меньше, наверное, было у него и незаконных детей. Впрочем, вторая строка этого стихотворения говорит об одном из претендентов на престол, который был объявлен Генрихом «вне закона».

Восхождение Генриха Наваррского на французский трон было предсказано Нострадамусом в его «Центуриях».
Были также предсказаны и некоторые военные и дипломатические шаги, которые он вынужден был предпринять, чтобы утвердиться на престоле. Так, в катрене 25 Центурии III читаем:

«Тот, кто правит Наваррским королевством,
Когда объединятся Неаполь и Сицилия,
Отберет Бигор и Ланды, через Фуа и Лорон,
У того, кто тесно связан с Испанией»

Это предсказание довольно туманно, но если сопоставить первую и вторую строки, то можно прийти к заключению, что Нострадамус довольно точно предсказал даты некоторых исторических событий.
Здесь необходимо дать кое-какие пояснения. Неаполитанское и Сицилийское королевства были фактически объединенными на протяжении столетий, однако официально их союз был объявлен лишь трижды. Последние два случая относятся к XIX веку, когда крошечное Наваррское королевство уже потеряло статус независимого государства. Следовательно, четверостишие Нострадамуса говорит не об этих временах. Остается тогда только первый случай, а именно относящийся к 1554 году, когда испанский король Филипп провозгласил союз двух королевств. А в 1562 году, когда Филипп еще правил Испанией, будущий король Франции Генрих IV унаследовал Наваррский трон. Значит, можно утверждать, что именно его и имел в виду Нострадамус. Географические названия, перечисленные в третьей строке, связаны с Наваррой, хотя «Бигор» важен в другом контексте. Здесь подразумеваются сражения между протестантскими войсками Генриха IV и их противниками – католиками. Дело в том, что «Бигорро» было боевым кличем пехотинцев Генриха.

.
Средневековая гравюра.

Значение последней строки неясно. Многие из врагов Генриха были тесно связаны с Испанией, но важно другое – и это можно сказать с уверенностью: Нострадамус знал очень многое о борьбе Генриха задолго до того, как эти события развернулись. Хотя Генрих был воином, как говорится, от Бога, одни лишь военные успехи не могли обеспечить ему прочное положение на троне. Ради этой цели он вынужден был сменить веру, приняв католичество, поскольку, как он сам цинично заявил, «Париж стоит мессы». Порвав с протестантской религией, Генрих, впрочем, не бросил в беде протестантов, сражавшихся на его стороне. Согласно Нантскому эдикту 1598 года, французским приверженцам кальвинизма гарантировались практически полная свобода вероисповедания и такие же гражданские права, как подданным короля, исповедовавшим католицизм. Как и следовало ожидать, Нантский эдикт, естественно, вызвал ярость католиков-экстремистов, особенно тех, кто был настроен происпански. Один из таких фанатиков и убил в 1610 году Генриха IV. Это событие Нострадамус также предвидел, причем в подробностях.

Весной 1610 года, после долгих споров вокруг престолонаследия в крошечной провинции Жюлиш-Клеве, Генрих IV начал готовиться к войне с Габсбургами. Со стороны короля это был серьезный и рискованный шаг. В случае войны Франции пришлось бы сражаться с половиной Европы. Ведь одна ветвь династии Габсбургов правила Испанией, еще не потерявшей своего могущества, в то время как другая ветвь владела разраставшейся Священной Римской империей, в границы которой входили Богемия, Моравия и все немецкоязычные страны Центральной Европы, кроме Швейцарии.

Но войны не произошло – 14 мая 1610 года Генриха IV заколол кинжалом происпански настроенный экстремист Франсуа Равайяк. Трон унаследовал несовершеннолетний сын Генриха Людовик XIII. Мать нового короля была назначена регентшей. Она попала под сильное влияние происпанской партии и пошла на сближение с Габсбургами.
Убийство Генриха было предсказано Нострадамусом в катрене 11 Центурии III, который звучит приблизительно так:

«Оружие долго сражается на небесах.
Дерево упало посреди города.
Напротив Головни обрублена мечом священная ветвь,
Затем король Хадри падает.»

Первая строка, где говорится, что «оружие сражается на небесах», наводит на мысль, будто четверостишие касается событий XX века и даже более поздних, поскольку эти слова невольно ассоциируются с авиацией, ракетами, космическим оружием и т.д.

.
Средневековая литография

Однако последняя строка опровергает подобную гипотезу: Нострадамус в своих стихах не раз упоминает имя Хадри, и это, безусловно, Генрих IV. Разгадка же первой строки в следующем: в 1610 году были сообщения о том, что в небесах появлялись какие-то призрачные армии. Священная ветвь, обрубленная посреди города, – это опять-таки Генрих IV, поскольку помазанный на царство король являлся священной персоной. Его убийство было совершено действительно недалеко от улицы Головни.